Пожарные чаэс. герои, сохранившие мир

Работа станции после катастрофы

В октябре-ноябре 1986 г. были вновь введены в эксплуатацию первый и второй энергоблоки ЧАЭС, третий блок снова заработал в декабре 1987 г. Однако 11 октября 1991 г. после пожара в машинном зале был заглушен второй энергоблок. После распада СССР ЧАЭС вошла в энергосистему независимой Украины. 30 ноября 1996 г. по приказу президента Украины Леонида Кучмы — окончательно остановлен первый. С декабря 1996 г. на ЧАЭС функционировал только третий реактор, который периодически выводился в плановый ремонт. 15 декабря 2000 г. президент Кучма дал команду на окончательное отключение третьего энергоблока, выработка электроэнергии на ЧАЭС была полностью прекращена.

Вертолетный полк

Масштаб трагедии был глобальным, так что тушение пожара с земли не давало желаемого результата, казалось что все усилия огнеборцев напрасны, такой силы был пожар. На помощь пожарникам была снаряжена спецтехника, а именно военные вертолеты. Они поднимались в воздух, и отправлялись с эпицентру возгорания – четвертому реактору или Маше, как его называли между собой военные. У каждого объекта на станции было женское имя.

Тушение пожара осуществлялось с воздуха, в истории навсегда останется запечатлено имя военного летчика, полковника Хомякова. Этот героический человек поднимался на вертолете в воздух и делал замеры радиационного фона над 4-м реактором. Его труд предоставил возможность отслеживать динамику радиационного фона над четвертым энергоблоком. Хомяков налетал в наиболее зараженную зону 80 часов.

На этом жертвы не закончились. В октябре 1986 года во время дезактивации пыли с крыши здания вертолет Ми-8 потерпел крушение и упал прямо на энергоблок. Данная авария стала еще одним тяжелым ударом по ране, которая возникла после катастрофы. Весь экипаж боевой машины погиб. Спустя десять дней после крушения на ЧАЕС приехал Николай Штейнберг, новый главный инженер. Под его руководством началось сооружение саркофага над разрушенным реактором, главная функция которого – воспрепятствовать дальнейшему выбросу радиации в окружающий мир.

Суд в 30-километровой зоне

«Такой же покинутый жителями город», но «похожий скорее на деревню» — так о Чернобыле летом 1987 году писала журналист швейцарской газеты Tages Anzeiger Эльфия Зигль, уже побывавшая в Припяти, откуда годом ранее эвакуировали все 50-тысячное население. Из Чернобыля тогда же вывезли около 12 тысяч человек. Небольшой городок в 12 километрах от станции оказался внутри так называемой зоны отчуждения или 30-километровой зоны — территории, зараженной радионуклидами, на которую запрещен свободный въезд.

Радиационный фон в Чернобыле летом 1987 года было решено считать «нормальным», но в городе применялись меры радиационной защиты: получающим пропуск рекомендовали как можно меньше находиться на открытом воздухе, не курить на улице, не ходить по обочинам дорог. У входов в административные здания — в том числе и в здание ДК, где проходило выездное заседание Верховного суда СССР, — стояли корытца с водой: люди обмывали в них обувь перед тем, как войти в помещение.

Асфальт на улицах и разметка были свежими — предыдущее покрытие сняли бульдозерами и захоронили, так как оно было заражено. Каждые несколько часов улицы города мыли поливальные машины, писал польский журналист Вальдемар Сивиньский. По всему городу стояли метровой высоты оранжевые дозиметры с вентиляторами.

На окна здания Дома культуры, превратившегося в суд, повесили решетки, оцепили забором часть двора — для подъезда «автозака» с обвиняемыми. В зал заседаний превратили бывший зрительный — только сцену задернули плотным занавесом и переставили стулья.

Для работы журналистом на процессе необходимо было получить уже упомянутый пропуск, а иностранным корреспондентам полагалось также иметь аккредитацию в МИДе. В итоге освещать заседания приехали 23 советских и 15 иностранных журналистов: японские, югославские, венгерские, польские, шведские, финские, немецкие, американские корреспонденты, репортеры французского агентства AFP и британской радиостанции «Би-би-си». В отдельном помещении суда был даже создан пресс-центр, где корреспонденты могли задать вопросы по особенностям украинского УК и УПК, попросить перевести какие-то детали.

Тогдашний заместитель директора ЧАЭС Анатолий Коваленко в книге «Чернобыль — каким его увидел мир» рассказывает, что всех иностранных корреспондентов поделили на группы по два-три человека и каждой выделили сопровождающего из специально созданного отдела информации и международных связей, который он, Коваленко, и возглавлял.

С международной телефонной связью в ДК Чернобыля проблем не было: корреспондент «Би-би-си» 7 июля смог отдиктовать новость о начале процесса уже через час после открытия заседания. При этом, например, агентство ТАСС новость о вынесенном 29 июля приговоре передало только через три дня — 1 августа.

За вычетом выходных суд длился 18 дней, заседали с 11:00 до 19:00. Журналистов пустили в зал только во время оглашения обвинительного заключения и в день приговора, в остальные дни их в Чернобыле не было. При этом на заседаниях могли присутствовать сотрудники станции — так, например, замначальника ядерно-физической лаборатории в отделе ядерной безопасности ЧАЭС Николай Карпан в свободное от работы время приезжал в суд и подробно стенографировал происходящее, а позже опубликовал свои записи в книге «Чернобыль. Месть мирного атома». На каждое заседание в зале собиралось, по воспоминаниям участников процесса и зрителей, около 200 человек.

Смысл проведения выездного заседания в зоне отчуждения в том, объясняли иностранным журналистам в пресс-центре, чтобы соблюсти принцип территориальной подсудности — процесс должен проходить по месту совершения преступления. Судьи даже побывали на самой станции, «чтобы представлять себе более четко ситуацию», — говорил начальник отдела информации Коваленко. Председательствовал судья Верховного суда СССР Раймонд Бризе (год спустя он рассматривал еще одно резонансное дело — о Сумгаитском погроме в Азербайджане). Также участвовали народные заседатели Константин Амосов и Александр Заславский и запасной заседатель Татьяна Галка.

Гособвинение представлял советник юстиции 2-го класса Юрий Шадрин — старший помощник Генпрокурора СССР и начальник Управления по надзору за рассмотрением уголовных дел в судах. Не стесняясь в выражениях, Шадрин в форменном темно-синем мундире с золотыми лацканами называл подсудимых «зарвавшимися экспериментаторами».

Караул Кибенка

Спустя несколько минут после прибытия машин Правика, к месту аварии подоспел караул СВПЧ-6 Припяти из четырнадцати человек под руководством лейтенанта Виктора Кибенка. Расчёты припятчан прибыли со стороны разрушенного взрывом реактора и вынуждены были работать в ещё более опасных условиях. На их плечи легла задача по разведке пожара, которую возглавил лично Кибенок. Разведка выявила многочисленные очаги возгорания на всех восьми этажах 4-го энергоблока. Бойцы установили пожарную технику между 3-м и 4-м реакторами, проложили рукав на большой высоте на крыше повреждённого энергоблока, где радиация была особенно сильна, и пытались подсоединиться к гидрантам, чтобы начать проливать огонь внутри, но длины рукавов не хватало. Как позже выяснилось, к счастью. Холодная вода, попав в разрушенный реактор, могла вызвать водородный взрыв и выброс радиоактивного пара. С внутренними возгораниями самостоятельно боролся персонал АЭС, имевший специальную подготовку. Пожарные же сдерживали огонь снаружи, не давая ему перекинуться на 3-й энергоблок. Правда, что внутри, что снаружи реактора — тогда уже разницы не было. Радиационный фон превышал 1500 рентген при смертельной дозе в 600. Дозиметры, которыми были оснащены пожарные, зашкаливали — они оказались попросту не в состоянии определить истинный уровень радиации. Для получения несовместимого с жизнью облучения оказалось достаточно всего 20 минут работы в таких нечеловеческих условиях. Пять человек из расчёта Кибенка — Николай Ващук, Владимир Тишура, Василий Игнатенко, Николай Титенок и сам командир — получили смертельную дозу радиации, но даже, несмотря на прогрессирующую лучевую болезнь, мужественно исполняли свой долг до прибытия сил подкрепления. Начальник приписанных к АЭС пожарных расчётов майор Леонид Телятников примчался к месту аварии вскоре после Правика и Кибенка и принял командование. Объединённое подразделение Телятникова пробыло на станции почти три часа. В 5 часов утра пожар, наконец, был локализован.

По пояс в радиоактивной воде

Локализация ночного пожара на Чернобыльской атомной электростанции стала лишь первым шагом в бесконечной веренице подвигов по ликвидации последствий аварии. Даже спустя полтора десятка лет после взрыва, когда, казалось бы, всё о катастрофе было давно сказано и написано, продолжали всплывать новые подробности тех страшных событий. Как оказалось, даже после тушения огня и остановки всех систем, над станцией нависла угроза повторного взрыва 4-го энергоблока. Спустя несколько дней из Киева пришёл приказ: в кратчайшие сроки подготовить команду пожарных для откачивания воды на ЧАЭС. Шума решили не поднимать, чтобы не волновать и без того балансирующее на грани паники население. Даже сами члены команды до последнего момента не знали, чем им предстоит заниматься. Было проведено всего несколько инструктажей, после чего, 6 мая, пожарных перебросили в Чернобыль. На станции ещё никого не было, кроме аварийного персонала АЭС. Тогда-то молодые люди — спортсмены, военные, — узнали, что им предстоит сделать. Под 4-м реактором скопилась радиоактивная вода из систем охлаждения. Во время тушения пожара на реактор сбрасывали песок и свинцовые болванки, под весом которых развороченная конструкция могла сильно просесть. «Тогда никто толком не знал, сколько чего осталось в реакторе после взрыва, но поговаривали, что если его содержимое соприкоснется с тяжёлой водой, получится водородная бомба, от которой пострадает как минимум вся Европа», — вспоминает пожарный Владимир Тринос, непосредственный участник событий 26 апреля и член спецгруппы по откачке воды из-под 4-го энергоблока. Необходимо было как можно скорее добраться до задвижек аварийного сброса воды, но проблема была в том, что само помещение с задвижками оказалось затоплено заражённой водой. Её-то и предстояло откачивать пожарным. Действовать предстояло быстро и чётко. Из оснащения в их распоряжении была только насосная техника, рукава, костюмы химзащиты Л-1 (универсальные костюмы, способные справиться разве что с радиоактивной пылью) и респираторы. А вокруг валялись обломки нещадно «фонивших» конструкций, куски графитовых стержней и брошенная пожарная техника… Первыми под разрушенный энергоблок спустились пожарные из г. Белая Церковь Сергей Бовт, Пётр Войцеховский, Михаил Дьяченко, Николай Павленко, майор Георгий Нагаевский и киевляне и Анатолий Добрынь и Иван Худорлей. За пять минут (втрое быстрее норматива) они установили насосную станцию. Позднее к ним присоединились Александр Немиро-вский и Владимир Тринос. Каждые два часа пожарные по трое спускались к реактору, чтобы заправить генераторы и проверить исправность насосов. Через шесть часов после начала работы по рукавам проехал БТР дозиметристов и перерезал их. Радиоактивная вода начала выливаться прямо на землю. Бовту и Павленко пришлось голыми руками менять рукава, на коленях ползая в воде, откачанной из реактора. Четырнадцать часов спустя пожарных ждало новое испытание: отказала насосная станция. Новую пришлось устанавливать по пояс в радиоактивной воде. Владимир Тринос рассказывал, что в Л-1 было невыносимо жарко. По территории станции приходилось передвигаться пешком, а в некоторых местах и бегом, наматывая зараз по полтора километра. Когда закончилась питьевая вода, приходилось пить прямо из-под крана на станции. Душ ощущался твёрдым горохом, сыплющимся на голову. Первым с симптомами острой лучевой болезни эвакуировали Толю Добрыня. Добраться до аварийных задвижек пожарным удалось только ранним утром 8 мая. К тому моменту плохо было уже всем. Сразу после этого на станцию прибыли ликвидаторы и техника для зачистки. Вместо обещанного отпуска пожарных на 45 суток отвезли в киевский ) госпиталь МВД. Ни один из них, некогда здоровых и физически развитых молодых людей, не смог вернуться к прежней жизни. Им оставалось лишь смириться с тем, что их жизнь, как и судьбы тысяч пострадавших, разделилась на две части — до и после Чернобыля. Навсегда.

Метки: СССР, смерть, пожар, Историческая правда, АЭС, Припять, авария, радиоактивность, , радиация, реактор, Чернобыль, заражение

Роль ликвидаторов

«Когда мы здесь были (включая специалистов в радиации), мы не знали, с чего начать или даже признать масштабы катастрофы», – Сергей Мирный 27-летний химик во время катастрофы.

Задачи, выполняемые ликвидаторами, были достаточно широки и включали хранилища строительных отходов, системы фильтрации воды и «саркофаг ЧАЭС» для ввода в эксплуатацию реактора номер четыре.

Радиоуправляемые транспортные средства первоначально использовались для очистки мусора, состоящего из высокорадиоактивного топлива из активной зоны реактора, выброшенного на крышу реактора №3.

Однако эти машины вскоре отменили, так как радиация внутри них разрушила электронику.

Единственный план и единственными механизмами, способными функционировать в экстремальных условиях, был человеческий фактор и удаление обломков вручную.

Только у 2-3% ликвидаторов был дозиметр в течение всего времени их работы. Все дозиметрическое оборудование измеряло только гамма-облучение.

Но доза бета-излучения была очень значительной составляющей общей внешней дозы для ранних ликвидаторов. Однако мало данных о внутреннем облучении ликвидаторов.

Здоровье

Основная часть знака Ликвидаторов с альфа- (α), бета- (β) и гамма-лучами (γ) проходящими сквозь каплю крови

В промежутке 1986—1992 годов насчитывалось 600 000 ликвидаторов и более миллиона людей было задействовано в работах в 30-километровой зоне и их здоровье было подорвано, вследствие влияния радиации. Из-за распада СССР в 1991 году начались проблемы с лечением пострадавших, поскольку они были из разных стран (в большей части с Украины, из Белоруссии, России и Казахстана, но также из других бывших советских республик). В дальнейшем, правительство Российской Федерации так и не раскрыло истинные цифры пострадавших. Несмотря на это, по исследованиям белорусских учёных смертность от рака среди этой категории населения в 4 раза выше, чем среди всего населения пострадавших стран. Все подсчёты, представленные в этой статье, предоставлены различными агентствами.

• В апреле 1994 года, в сообщении, посвящённом годовщине трагедии, из украинского посольства в Бельгии указывалось 25 000 погибших ликвидаторов начиная с 1986 года.
• Согласно данным Григория Лепнина, белорусского физика, работавшего на реакторе № 4, «приблизительно 100 000 ликвидаторов сейчас мертвы», из числа одного миллиона рабочих.
• Согласно данным Вячеслава Гришина, представителя Чернобыльского союза (организации, объединяющей ликвидаторов со всего СНГ и Прибалтики), «25 000 ликвидаторов из России сейчас мертвы и 70 000 — инвалиды, приблизительно такая ситуация и на Украине, и 10 000 ликвидаторов из Белоруссии сейчас мертвы и 25 000 имеют инвалидность», что составляет общее число 60 000 погибших (10 % от 600 000 ликвидаторов) и 165 000 инвалиды.

Сооружение саркофага

Больше всего на аварийной станции нуждались в профессионалах. Пожарные предотвращали новый взрыв, откачивая воду под бетонной плитой реактора, шахтёры рыли тоннель длиной 150 м от третьего энергоблока, чтобы установить охлаждающую камеру на жидком азоте, а инженеры Курчатовского института прорезали автогеном уцелевшие стены для определения степени опасности. Вся страна мобилизовалась на оказание помощи пострадавшим районам, создалась фактически фронтовая ситуация. Был открыт счёт для пожертвований, на который в течение шести месяцев поступило 520 миллионов рублей. Завершающим этапом работы по укрощению ядерной энергии должно было стать строительство защитного саркофага для погребения «дымящего» реактора. Аналога такому объекту в мире не было, поэтому те, кто проектировал и строил его в условиях, приближенных к боевым, настоящие герои Чернобыля.

206 дней потребовалось для сооружения бетонной оболочки реактора весом 150 тонн и высотой 170 метров. Лев Бочаров, один из разработчиков объекта, признаёт, что самое сложное заключалось в том, что каждую деталь приходилось конструировать отдельно, чтобы избежать лишних жертв. Удалённое строительство привело к тому, что, несмотря на трудозатраты 90 тысяч человек, использование огромного количества металлоконструкций и цемента, через 28 лет произошёл обвал навесных плит в несколько сотен метров. Ещё облёты на вертолётах в 2007 году и замеры радиации показали, что энергоблок до сих пор представляет опасность. Поэтому сегодня реализуется новый проект «Укрытие-2» с участием европейский стран и Соединённых Штатов Америки.

30-километровая территория вокруг АЭС – по-прежнему зона отчуждения, где пребывание людей таит опасность из-за радиоактивного заражения. Припять превратилась в законсервированный памятник трагедии 1986 года.

Жизнь и смерть после приговора

Судья Бризе вынес приговор с точно такими сроками, как запросил прокурор: Брюханов по части 2 статьи 220 и части 2 статьи 165 УК УССР получил 10 лет, к такому же наказанию — по 10 лет исправительной колонии — по части 2 статьи 220 приговорили Фомина и Дятлова. Рогожкин по части 2 статьи 220 и статье 167 получил пять лет, Коваленко — три года по статье 220, а Лаушкин — два года по статье 167 УК УССР.

Все осужденные были облучены, мучительнее всех переносил лучевую болезнь Дятлов. Сначала из Лукьяновской тюрьмы, а потом из колонии в Полтавской области бывший заместитель главного инженера ЧАЭС писал жалобы на имя Михаила Горбачева и в прокуратуру. По инстанциям ходила его жена — и дошла до председателя Верховного суда СССР Евгения Смоленцева. Разговор с ним Дятлов приводит в своей книге.

— Вы, что же хотите — другие судили, а я чтобы освобождал Вашего мужа? Чтобы я был добреньким? — отреагировал на просьбу о пересмотре дела Смоленцев.

— Да нет. Я на доброту ни в коем случае не рассчитываю. Рассчитываю только на справедливость. Ведь теперь известно, что реактор был не годен к эксплуатации. И мой муж в этом невиновен.

— Так Вы, что же, хотите, чтобы я посадил Александрова? Такого старого? (Академик Анатолий Александров, глава института им. Курчатова и научный руководитель реактора РМБК, умер в 1994 году в возрасте 91 года — МЗ).

За погибающего за решеткой Дятлова хлопотал академик Андрей Сахаров, а потом и его вдова Елена Боннэр. В итоге его освободили через 3 года 9 месяцев после ареста. Дятлов лечился от лучевой болезни в ожоговом центре в Мюнхене, умер в 1995 году, успев в последний год жизни написать книгу со своей версией событий на ЧАЭС.

Здоровье Николая Фомина было подорвано еще до катастрофы: в 1985 году он попал в автомобильную аварию и получил перелом позвоночника, тогда же впервые обратился к психиатру, были сильно расшатаны нервы. В 1988 году приговоренного к колонии Фомина перевели в Рыбинскую психоневрологическую лечебницу для заключенных, а в 1990 признали невменяемым и освободили, переведя в гражданскую психиатрическую больницу.

После выздоровления Фомин опять устроился на АЭС — на этот раз Калининскую, в городе Удомля Тверской области, где и проработал до пенсии.

Виктор Брюханов — инвалид II группы и ликвидатор аварии на ЧАЭС 1-ой категории. Почти к каждой годовщине аварии дает интервью журналистам, но с каждым годом ему все труднее общаться без посторонней помощи: с трудом говорит после двух инсультов, почти ничего не видит. До 1991 года Брюханов отбывал наказание в колонии Луганской области, где работал слесарем в котельной — «почти по специальности», шутит экс-директор ЧАЭС. Подать на условно-досрочное освобождение ему удалось с помощью администрации колонии, выдавшей бывшему начальнику положительную характеристику. Выйдя на свободу, он устроился на работу в «Укринтерэнерго».

Оставленную семьей Брюханова квартиру в Припяти организаторы полулегальных экскурсий в «зону отчуждения» показывают всем желающим. После освобождения там побывал и сам экс-директор ЧАЭС: «Лучше бы не ходил. Мы с супругой не взяли оттуда ни одной вещи. Пришел — дом нараспашку. Ничего не осталось. Только сломанный стул, и тот не из нашего дома… Слышал, что сегодня там вроде можно посидеть за “моим” рабочим столом. Бред».

За судьбой бывших подельников Брюханов следит: упоминает о переезде Фомина в Россию, сообщает, что Рогожкин, освободившись, вернулся работать на Чернобыльскую АЭС. Лаушкин и Коваленко умерли от рака.

«Все защищали честь своих мундиров! Только меня никто не защитил. Я считаю так: если бы система защиты реактора была нормально сконструирована, то аварии не произошло», — вспоминает Брюханов судебное разбирательство почти 30-летней давности.

Караул Правика

Взрыв на ЧАЭС прогремел в 1:23 ночи. По боевой тревоге был поднят караул лейтенанта Владимира Правика из 2-й военизированной пожарной части УВД Киевского облисполкома Чернобыля. Спустя полторы минуты они первыми прибыли к месту аварии. Расчёт из четырнадцати пожарных подъехал к АЭС со стороны машинного зала, сразу за которым располагались 3-й и 4-й энергоблоки. Станция встречала своих спасителей жуткой картиной: ревущими языками пламени и раскалёнными клубами пара, вырывавшимися из разрушенного здания 4-го реактора на фоне неестественного розового зарева. Повсюду валялись разлетевшиеся куски графитовых стержней, нашпигованных ядерным топливом твэлов, и строительных конструкций, вспыхивали высоковольтные разряды из разорванной проводки, хлестали потоки заражённой воды. Разбросанные взрывом горящие обломки усыпали крышу 3-го реактора и во многих местах пробили кровлю машинного зала, где хранилось несколько тонн масла. Командир быстро оценил остановку и принял единственно верное в такой ситуации решение: передал по рации «сигнал три» (призыв всех имевшихся расчётов пожарных частей) и отдал приказ всеми силами сдерживать огонь и не дать ему перекинуться на машинный зал. Если бы пламя добралось до масла, взрыв топливных баков спровоцировал бы разрушение 3-го реактора, а вслед за ним, как в пресловутых костяшках домино, вся станция взлетела бы на воздух. Нетрудно представить, насколько чудовищными были бы последствия такой катастрофы, если бы не героические усилия жертвовавших собственными жизнями пожарных, сделавших всё возможное, чтобы обуздать радиационный ад. По крыше машинного зала пожарные старались подобраться к разрушенному 4 му реактору, что было до крайности непросто. Битум, которым была устлана кровля, буквально закипел от жара, тлел полистироловый утеплитель, обжигая ноги через сапоги и источая удушливый едкий дым. Многочисленные проломы мешали продвижению и грозили в любую минуту обрушить кровлю. По расплавленному битуму приходилось пробираться, как по смоле, ногами сбрасывая с крыши куски горящего графита. Пожарным почти сразу стало плохо, но никто не думал о радиации. Слабость, тошнота и дезориентация в пылу сражения с огнём были списаны на высокие температуры и дым. Лейтенант Правик ближе всех подобрался к разрушенному энергоблоку и единственный в своём подразделении получил смертельную дозу облучения, но боролся до тех пор, пока не свалился без сил. Бойцы караула на руках спускали командира с крыши.

Дела, которые не дошли до суда

Замдиректора ЧАЭС Коваленко после заключительного заседания в ДК Чернобыля говорил журналистам, что скоро в судах окажутся еще три уголовных дела: «Одно связано с конструкторами, которые делали проект. Второе — с теми, кто отвечал за эвакуацию, здравоохранение и т.д. Третье — с теми сотрудниками Минэнерго, которые отвечали за безопасность».

«Дело конструкторов и партийного руководства» действительно какое-то время расследовали, но в том же 1987 году закрыли. Возобновили расследование обстоятельств аварии после XXVIII партсъезда, в августе 1990 года по личному распоряжению и.о. Генпрокурора СССР Алексея Васильева. В декабре 1991 года ликвидировали Прокуратуру СССР, следственная группа распалась, но 41 том сохранился и был передан в Генпрокуратуру России.

По основному делу допрашивали и академика Доллежаля, и известного советского физика, создателя системы дозиметрического контроля Бориса Дубовского (он прямо называл в качестве виновника аварии как раз Доллежаля). В 1993 году дело закрыл следователь Генпрокуратуры по особо важным делам Борис Уваров — как объяснял он сам, по причине передачи значительной части материалов украинским коллегам.

Украинские следователи, предположительно, изучали эти документы в рамках дела №49-441, о котором в своих книгах о Чернобыле рассказывает член комиссии по расследованию дела в отношении должностных лиц, народный депутат СССР Алла Ярошинская. Она была одной из первых, кто опубликовал рассекреченный протокол июльского заседания Политбюро 1986 года, она же рассказывала о начатом в 1992 году расследовании. Это материалы уголовного дела, возбужденного 11 февраля 1992 года в отношении руководителей Украины времен катастрофы ЧАЭС: первого секретаря ЦК Компартии Украины, члена Политбюро ЦК КПСС Владимира Щербицкого (того самого, что вывел людей на Первомайскую демонстрацию через три дня после аварии), председателя Совета министров Александра Ляшко, председателя Президиума Верховного Совета Валентины Шевченко и министра здравоохранения Украины Анатолия Романенко.

«Основной вред здоровью людей, особенно детей, был нанесен вследствие отсутствия немедленного оповещения населения об аварии и проведения комплекса мер, необходимых для снижения дозовой нагрузки. На протяжении полутора суток 25-27 апреля 1986 года даже население города Припяти не знало про аварию, опасность радиационного облучения, жило буднями обычного выходного дня, что усугубило увеличение масштабов ущерба для здоровья. <…> Процесс укрытия и дезинформации общественности о последствиях аварии определялся и направлялся руководителями никому неподконтрольных, неподчиненных и неподотчетных структур власти — Политбюро ЦК КПСС и Политбюро ЦК КПУ, которыми были Щербицкий, Шевченко и Ляшко», — говорилось в материалах следствия. Обвинение им должны были предъявить по той же 165 статье УК УССР — злоупотребление властью или служебными полномочиями.

24 апреля 1993 года уголовное дело против партийных функционеров республики закрыли за истечением срока давности.

Люди

Ликвидаторы – так называли тех, кто пытался минимизировать последствия аварии на ЧАЭС. Около 600 000 людей со всего СССР могут называть себя ликвидаторами. Самыми первыми на устранении последствий взрыва работали сотрудники станции, пожарные и милиционеры. Все они были обречены. Двое погибли сразу при взрыве, ещё несколько десятков человек умерли в течение нескольких недель после аварии.

Со всех уголков страны к ЧАЭС съезжались тысячи людей: специалисты-химики и физики, военные из войск радиационной, химической и биологической защиты (РХБЗ), солдаты-срочники, строители, бульдозеристы, водители, крановщики, сварщики… тысячи и тысячи людей.

История станции

Строительство первой очереди Чернобыльской АЭС началось в 1970 г., для обслуживающего персонала рядом был возведен город Припять. 27 сентября 1977 г. первый энергоблок станции с реактором РБМК-1000 мощностью в 1 тыс. МВт был подключен к энергосистеме Советского Союза. Позднее вступили в строй еще три энергоблока, ежегодная выработка энергии станции составляла 29 млрд киловатт-часов.

9 сентября 1982 г. на ЧАЭС произошла первая авария — во время пробного пуска 1-го энергоблока разрушился один из технологических каналов реактора, была деформирована графитовая кладка активной зоны. Пострадавших не было, ликвидация последствий ЧП заняла около трех месяцев.

Герои Чернобыльской АЭС

К числу героев относятся тысячи людей, их список кажется бесконечным, ведь именно они в первые часы и дни после взрыва, ценой собственной жизни спасали мир от радиоактивного выброса.

Имена В.Правика, В.Кибенок, Л.Телятникова не должны быть забыты, ведь они одними из первых прибыли на ЧАЭС и приняли на себя весь удар.

Николай Титенок – пожарный, работавший без защитной амуниции, на его руках были только брезентовые рукавицы. В первые часы после взрыва он работал даже без противогаза. Он незащищенными руками сбрасывал куски графита с крыши разрушенного энергоблока.

Владимир Тишура – получил максимальное количество радиации. Он тушил реакторый зал, в котором уровень радиации доходил до 1000–2000 мкР/час при норме 25 мкР/час.

Неоценимый вклад в предотвращение еще большей катастрофы сделали три инженера: А. Ананенко, В. Беспалов и Б. Баранов. Они через пять дней после взрыва, когда реактор продолжал плавиться, в водолазных костюмах опустились в резервуар с водой под реактором, открыли клапаны, спустили воду, и таким образом предотвратили второй взрыв, который был бы по силе намного больше чем первый. Все они умерли через три дня после подвига от лучевой болезни.

Бражник В. С. – работал электромонтером на станции с 1979 года. В 1980 году был переведен в турбинный цех на должность машиниста-обходчика турбинного оборудования. В роковой день был на смене. В первых рядах боролся с последствиями аварии. Перекрыл собственноручно маслопровод, на котором были повреждены дренажи. Получил смертельную дозу радиации, умер 14 мая 1986 года.

Ващук Н. В. 1959 года рождения, сержант внутренней службы, командир отделения СВПЧ-6 по охране г. Припять. Он прибыл на место трагедии в 1 час 35 минут, быстро оценил ситуацию, и организовал свою команду для выполнения опасного задания. С помощью лестниц он и его люди сделали между 3-м и 4-м энергоблоками рукавную систему подачи воду на крышу реактора. Несмотря на высокие температуры, низкую видимость и радиацию смог предотвратить распространение пожара. От облучения умер 14 мая 1086 года.

Иваненко Е. А. – сотрудник вневедомственной охраны. Во время трагедии была на посту, получила смертельную дозу радиации, вышла на дорогу и потеряла сознание. Там ее нашли и привезли в больницу. Она погибла 26 мая 1986 года.

Лузганова К. И. – сотрудник вневедомственной охраны. Вследствии облучения была доставлена в 6-ю Московскую больницу где и умерла 31 июля 1986 года.

Данный список можно продолжать еще очень долго, ведь много людей погибло во время локализации аварии. Перейдите по данной ссылке, и сможете более подробно узнать историю многих героев Чернобыля.

Вставшие на пути дальнейшей катастрофы

После двух взрывов с разницей в две секунды (в 1 час 23 мин) реактор оказался полностью разрушенным, вызвав примерно 30 очагов пожара. Операторы станции были первыми, кто не раздумывая бросился с огнетушителями на их устранение. Пока директор В. Брюханов, прибывший в 2 часа на станцию, пребывал в состоянии шока, в электрическом цехе боролись за предотвращение водородного взрыва, которым могло бы накрыть Минск, удалённый более чем на 300 км.

Страна должна знать имена героев Чернобыля. 47-летний заместитель начальника смены Александр Лелеченко лично перекрыл подачу водорода в машинный зал, на крыше которого уже был пожар.

Четыре дня он оставался на рабочем месте, устраняя последствия Чернобыльской аварии и обеспечивая безопасную эксплуатацию первых трёх блоков АЭС. От несовместимой с жизнью дозы радиации Александр Лелеченко скончался 7 мая, уже в двухтысячных получив посмертно звание Героя Украины.